На самом деле - Александр Карнишин

Так как – ресторан, то приходилось ехать общественным транспортом. Если на машине, то никакого же ресторана. Или как получается: сам не пьешь, а девушку поишь? Некрасиво. То есть, получалось из-за этого, сначала в маршрутке, а потом в метро. В нем Михаил Петрович не был с две тысячи лохматого года, когда молодым майором лично руководил поимкой зарвавшихся карманников. Докладывали, что теперь там чисто.

В тесноте и толкучке вагона он почувствовал чужие пальцы в кармане. Не глядя, прижал, рванул, закрутил с хрустом.

– Ай, дяденька! – заныл мелкий тонким голосом. – Больно!

– Я тебе сейчас дам дяденьку! Я такое больно сделаю!

– Отпусти ребенка, сука! Не трожь ребенка!

Народ кучно сгрудился, пихая друг друга ладонями в грудь и выясняя подробности, пока вошедший на остановке мужик, прислушавшись и приглядевшись не врезал прямым в нос Михаилу Петровичу. Молча, ничего не говоря – в нос. Аж брызги красные во все стороны. И тут же сам словил слева от другого. Драка выкатилась на перрон, бегущий воришка сшиб кого-то на эскалаторе. Там тоже завязалось. Слабый голос черномундирного метрослужителя с дубинкой на боку был заглушен ревом толпы, выплескивающей из себя всю накопленную злость.

Михаил Петрович, разбрасывая красные капли, выскочил из клубка тел, привычно лапнул себя по боку – нет пистолета. Подмышку – нет пистолета. На него шел, пританцовывая, какой-то молодой и крепкий мужик со сломанным носом и татуировкой, выползающей из-под белого воротника рубашки. Складной – слева! Нет его. Нож за воротником… Какой воротник? Он в свитере, как интеллигент последний. И сбежать не удастся – везде народ.

А на улице, когда он, качаясь и припадая на ногу, выбрался на воздух, слышна была далекая стрельба, поднимались дымы, стояли в горящих пробках автобусы и где-то далеко мерно, как море, шумела толпа.

– Началось, эх, началось, братцы, – восхищенно вопил какой-то расхристанный мужичонка, тоже капающий кровью из разбитого носа. – Эх, блин, за все теперь ответят! Эх, мы!

…

Михаил Петрович проснулся по будильнику. Полежал пять минут ровно, переваривая сон и вспоминая подробности. Потом убрал постель, как делал всегда. Это дисциплинирует. Потом сделал силовую зарядку, принял душ и выпил кофе. Почитал книгу, посматривая на часы. Пообедал вовремя. Ровно за два часа начал собираться.

Рука потянулась было к новому красивому свитеру. Как в кино шестидесятых про усталых и очень умных докторов всяческих наук. И про журналистов, которые объездили весь мир, а теперь немножко устало и иронично общаются с молодыми девушками.

– Стоп! – сказал сам себе громко. – А пошло оно все!

И надел форменную куртку с погонами, под которую прицепил кобуру скрытого ношения. Вторую кобуру с травматическим пистолетом он повесил на брючный ремень. И ножи рассовал по местам. И рюкзак с полезным и нужным запасом выглядел очень по делу.

…

В метро было пусто и тихо. Никто не задирал никого. Народ сидел, уткнувшись в экраны своих читалок, смартфонов, планшетов и ноутбуков. Мужчины и молодые пацаны исправно вскакивали, уступая место входящим женщинам и старикам. Голос в репродукторе был мягок и узнаваем – какой-то артист, не иначе. По перрону гуляли тройками патрули в сером и черном, регулярно отзывая по каким-то своим приметам того или иного в сторону для проверки документов.

В театре на фоне народа он выглядел просто дурак дураком. Поэтому продолжения не последовало. Ни ресторана, ничего другого.

…

Вернувшись домой и раскладывая вещи на столе в привычном порядке – травмат справа, боевой слева, ножи с краю – Михаил Петрович вздохнул с облегчением.

– И ведь ничего не случилось. А все потому, что был готов к любым случайностям. Всегда готов!

А ресторан… Ну, что, собственно – ресторан? Что он, голодный, что ли?

Сверлильщик

– И еще не здоровался никогда, – поддержала общий критический настрой консьержка Лариса.

– Да, да! Он всегда такой – будто выше всех. Ни вперед пропустить, ни слово сказать какое-нибудь. Совсем, как чужой!

Дознаватель сдвинул форменную кепку на затылок, вытер взмокший лоб клетчатым платком. Вздохнул тяжело, полистал свой блокнот, снова начал задавать свои вопросы:

– Женщины, женщины! Давайте по порядку и не все сразу. Мне же потом оформлять, кто и что сказал. А вам – подписывать.

– Я ничего подписывать не буду, – тут же сказала Лариса.

Ей уже было полных шестьдесят, и она не боялась органов. Она вообще ничего и никого уже не боялась. Пенсия есть – это как опора дополнительная. Завтра встанет и уйдет – и не остановишь. Тут главное, чтобы здоровье было.

Но про здоровье товарищ из органов слушать не хотел. Все время переводил на этого жильца с тринадцатого этажа.

А чего о нем говорить? Он так-то незаметный был совсем. Не шумел. Гостей не водил. Не знался ни с кем. И вообще – как не свой, как будто из чужого подъезда. Ни с кем не знакомился, сам в гости ни к кому не ходил. Не уважал, то есть. Совсем не уважал.

Петя вселился сюда, когда родители продали квартиру и переехали в село, купив большой дом с участком. Получилась такая экономия средств, что ему хватило на маленькую однушку. Совсем маленькую. Даже без балкона. Одно окно в комнате, одно окно на кухне. И дверь на лестничную площадку. Вот и все. Санузел, конечно, совмещенный. И кухня – не для сбора друзей. Зато очень удобно бывает сидеть там и ужинать в одиночку. Все – на расстоянии протянутой руки. Холодильник, плита, стол, посуда всякая и вилки-ложки. Все – только руку протяни. Удобно. Хорошо еще было, что практически новая квартира. То есть, хозяин ее сдавал раньше, но испортить никто и ничего не успел. Так что Петя даже обои не переклеивал. И не воняло ничем чужим или затхлым, как бывает в съемном жилье. В общем, повезло, считай.

Он только договорился, и пришли ребята в оранжевых жилетах, провели оптоволокно прямо до квартиры, повесили коробку. И теперь у него Интернет был – хоть в туалете, хоть на кухне – отличного качества. Интернет и телевизор – все двести каналов. Смотреть – не пересмотреть.

С утра Петя бежал на работу. Именно там его все называли Петей. Ну, выглядел он так. Лицо, как у ребенка – даже борода не росла, пухлый весь – не толстый, а пухлый, мягкий. «Щупабельный» – смеялись знакомые девчонки. Конечно, были знакомые. Он же не пацан какой, не школьник. Просто он не водил пока никого к себе. Вживался в квартиру.

Вечером, придя с работы, делал немудреный ужин, быстро пил чай. Он пил только зеленый и без сахара. Потому что такой ему нравился – так он всем отвечал, если спрашивали. А то многие не понимают

А потом шел в комнату и включал компьютер с огромным двадцати семи дюймовым экраном. Там у него и телевидение, и кино посмотреть, и поиграть. Вот, думал Петя, доиграю до конца, и можно будет заняться личной жизнью. А то пока – просто никак. Вот, предположим, приведешь к себе девушку, покормишь, сам поужинаешь… А потом же надо включаться в игру! А она тут будет сидеть на диване и отвлекать. Вернее, сам будешь отвлекаться. Но так раз пропустишь, два пропустишь – и все. Ты уже не в игре. На тебя больше не рассчитывают. Из клана вынесут вперед ногами и всем скажут – ненадежный наш ДэдХироу. Ну, такое он себе имя там взял, в игре.

В субботу в восемь утра включалась дрель за спиной. И начинала долго и громко сверлить бетонные стены. Дрель по бетону – это ужасно. Иногда сверление прекращалось и начинался стук. Стучали металлическим и тяжелым. Все вздрагивало. Не спасали даже наушники. Ни кино посмотреть, ни музыку послушать.

Петя долго ждал, когда эти тетки, что постоянно пасутся у подъезда, обратят внимание на шум и устроят шумному соседу аутодафе. Это слово он узнал в игре, и ему оно нравилось. Особенно по отношению к этому утреннему сверлильщику. И к стучальщику тоже.

Но тетки как-то больше смотрели на него самого, на Петю. И будто чего-то от него ждали. Чего ждали – не понять. Он и не знал их нисколько. Он вообще ни одного человека не знал в своем подъезде. Хотя иногда в лифте рассматривал соседей, думая вот этот или вон тот занимается вечными строительными работами по выходным дням. Хорошо еще, что по рабочим дням все было тихо, и к работе Петя высыпался нормально. Ну, в том случае, конечно, если не заигрывался до поздней ночи.

А вот сверление это, выносящее мозги… И стук.

Он советовался с юристами на работе. Стас, юрисконсульт, объяснял, что есть закон по децибелам и по времени. Получалось, что по времени не прихватить. А вот децибелы надо было мерять. И измерения надо делать не самому, а с инженером из коммунального хозяйства, и обязательно протоколировать все. Иначе суд простых устных жалоб не примет. Ну, а потом – суд, говорил Стас. И если все бумаги в порядке, то соседу укажут на нарушение. Еще можно участковому позвонить – но это просто для очистки совести. Если в суде спросят, звонил или нет – честно скажешь, что звонил, но пользу не принесло. Шумят по-прежнему.